Затворник из горной твердыни [= Человек в высоком замке] - Филип Дик

В малайских штатах имелась значительная часть китайского населения, большей частью предприниматели, бизнесмены, и эта энергичная, процветающая буржуазия видела в американском способе обращения с Китаем более справедливое разрешение вопроса, который назывался „национальным“. Под властью британцев представители более темных рас не допускались в местные спортивные клубы, гостиницы, лучшие рестораны; они оказывались, как и в древнейшие времена, ограничены определенными секциями в трамваях и автобусах и — что было наихудшим из всего — ограничены в своем выборе места проживания в любом городе. Это не могло не возмущать „коренных жителей“, и они отмечали в своих застольных разговорах и газетах, что в США к 1950 году проблема цвета кожи была уже решена. Белые и негры работали, ели и жили все вместе, даже в самых глубинных районах Юга. Вторая мировая война покончила с дискриминацией…»

— Ты сердишься? — спросила Джулия Джо.

Он что-то пробурчал в ответ, не отрывая глаз от дороги.

— Скажи мне, что же произойдет дальше? Я знаю, что мне не удастся закончить книгу; мы довольно скоро будем в Денвере. Неужели Америка и Англия передерутся друг с другом, и одна из них окажется хозяйкой всего мира?

Подумав немного, Джо произнес:

— В некоторых отношениях это не такая уж плохая книга. Он все рассматривает очень подробно, как США управляется с Тихоокеанским регионом — примерно так же, как Япония со «Сферой сопроцветания» в Восточной Азии. Они поделили Россию. Этого хватило примерно на десять лет. Затем возникли трения — естественные.

— Почему естественные?

— Человеческая натура, — пояснил Джо. — Натура государств. Подозрительность, страх, жадность. Британцы считают, что США подорвут британское господство в Южной Азии, взывая к огромному китайскому населению, которое, естественно, настроено проамерикански благодаря Чан-Кай-Ши. Британцы начинают создавать, — ухмыльнувшись, глянул в ее сторону, — то, что назвали «зонами сдерживания». Другими словами, концентрационные лагеря. Для тысяч предполагаемых нелояльных китайцев. Их обвиняют в саботаже и пропаганде. Черчилль настолько…

— Ты хочешь сказать, что он все еще у власти? Разве ему к этому времени не около девяноста лет?

— Вот в чем британская система превосходит американскую, — сказал Джо. — Америка каждые восемь лет дает пинка под зад всем своим лидерам вне зависимости от их компетентности — зато Черчилль все время остается. У США нет такого же, подобного ему, руководства после Тагвелла. Одни ничтожества. И чем больше он стареет, тем более своенравным и жестким становится — я имею ввиду Черчилля. К 1960 году он уже кое-что вроде древнего владыки из Центральной Азии. Никто не смеет ему перечить. Он властвует двадцать лет.

— Боже праведный, — произнесла Джулия и стала перелистывать последнюю часть книги, пытаясь удостовериться в том, о чем сказал ей Джо.

— С чем я согласен, — сказал Джо, — так это с тем, что Черчилль был единственным неплохим руководителем, которым располагали британцы во время войны; если бы они поддержали его, то все кончилось для них намного благополучнее. Вот что скажу тебе — государство ничем не лучше своего руководителя. «Фюрер-принсип» — принцип фюрерства, как говорят нацисты. Они правы. Даже американцы вынуждены с ними считаться. Правда, США пережили экономический бум после победы над Японией, так как им достался этот гигантский рынок сбыта в Азии, тот, который они силой отняли у япошек. Но этого недостаточно. Они не приобрели той духовности, какая была у британцев. Оба эти государства были плутократиями, в них правили богачи. Раз они победили, все, о чем им нужно было думать — это о том, как делать еще большие деньги правящему классу. Абендсен, он не прав; не было бы никаких социальных реформ, никаких планов благотворительных общественных работ — англо-саксонские плутократы ни за что бы не пошли на это.

Говорит, как убежденный фашист, подумала Джулия.

Очевидно, Джо почувствовал по выражению ее лица, о чем она думает. Он повернулся к ней, сбросил скорость и, глядя одним глазом на машины впереди, другим на нее, произнес:

— Послушай, я не принадлежу к интеллектуалам — у фашизма нет в них необходимости. Что требуется — это «Действие». Теория выходит из поступка. Что наше корпоративное государство требует от нас, это понимание движущих сил истории. Поняла? Это я говорю. И я знаю, Джулия, что говорю. — Тон его голоса стал искренним, почти умоляющим. — Эти старые прогнившие империи, где правят деньги, британская, французская, американская, хотя последняя на самом-то деле что-то вроде незаконнорожденного отпрыска, не являются империей в прямом понимании этого слова, но все равно ориентированы на капитал. У них всех нет души, поэтому, естественно, нет будущего. Нет роста. Нацисты — это банда уличных головорезов. Я с этим согласен. Ты тоже согласна? Верно?

Ей пришлось улыбнуться. Его итальянская манерность выражений позволяла одновременно вести машину и держать речь.

— Абендсен говорит, будто это так уж важно, кто в конце концов победит — США или Британия. Чушь. Они не обладают ни нужными качествами для того, чтобы править миром, ни соответствующей историей. Они одного поля ягоды. Ты когда-нибудь читала, что писал наш дуче? Вдохновенный, красивый человек. И пишет красиво. Объясняет подноготную каждого события. Главным вопросом войны было — старое против нового. Деньги — вот почему к этому вопросу нацисты ошибочно притянули еврейский вопрос — против духа и общих чаяний широких народных масс, того, что нацисты называли «Гемайншафтом» — народностью. Как Советы. Это у них общее. Верно? Только коммунисты притянули сюда еще тайком панславянские амбиции Петра великого создать великую империю, сделав социальные реформы средством осуществления их великодержавных устремлений.

Так же, как и сделал это Муссолини, подумала Джулия. Точно так же.

— Массовые зверства — это трагедия нацизма, — тут Джо осекся, пойдя на обгон медленно тащившегося грузовика. — Но изменение всегда жестоко отыгрывается на проигравшем. В этом нет ничего нового. Взгляни на прошлые революции. Такие, как французская или вторжение Кромвеля в Ирландию. В германском темпераменте слишком много умствования, а также слишком много и театральности. Все эти шествия. Ты никогда не увидишь разглагольствующего настоящего фашиста, он только действует — вот как я. Верно?

Рассмеявшись, Джулия заметила:

— Боже, да ведь ты как раз-то и разглагольствуешь, да еще со скоростью одну милю в минуту.

Он возбужденно крикнул в ответ:

— Я объясняю фашистскую теорию действия.

Она не смогла ответить — ей стало слишком уж смешно. Но человек рядом с нею совсем не считал, что это смешно. Он метал громы и молнии, лицо его раскраснелось, раздулись вены на лбу, его снова начало трясти. Он глубоко запустил пальцы в свои взъерошенные волосы и, ничего при этом не говоря, только пристально глядя на нее.

— Ну, ну, не обижайся на меня, — сказала Джулия.

На какое-то мгновенье ей показалось, что он собирается ее ударить. Он отвел в сторону руку… нос затем что-то буркнул, протянул руку и включил радиоприемник.

Теперь из динамика были слышны оркестровая музыка, статические разряды в атмосфере. Джулия снова пыталась сосредоточиться на книге.

— Ты права, — сказал Джо после продолжительной паузы.

— В чем?

— В отношении двухгрошовой империи. Паяца в качестве ее вождя. Неудивительно, что нам шиш достался после окончания войны.

Она похлопала его по руке.

— Джулия, все это кромешная тьма, — сказал Джо. — Ни в чем нельзя быть абсолютно уверенным.

— Может быть, — рассеянно произнесла она, не отрываясь от книги.

— Британия побеждает, — сказал он, указывая на книгу. — Я избавлю тебя от лишних хлопот. США приходят в упадок, Британия продолжает их теснить, совать нос в их дела, все больше расширяет свои владения, сохраняя инициативу. Так что можешь теперь ее отложить.

— Надеюсь, мы хорошо проведем время в Денвере, — сказала она, закрывая книгу. — Тебе нужно расслабиться. Я хочу, чтобы ты хорошо отдохнул, успокоился. — Если тебе это не удастся, ты разлетишься на миллион осколков. Как сломанная от перегрузки пружина. А что же тогда будет со мной? Как я вернусь домой. Или… я просто брошу тебя?

Я на самом деле очень хочу хорошо провести время, как ты мне обещал. Я не хочу быть обманутой. Меня слишком часто обманывали в моей прежней жизни, слишком многие люди.

— Мы постараемся, — сказал Джо. — Послушай. — Он изучающе стал смотреть в ее сторону, при этом у него было какое-то странное, пытающееся проникнуть вглубь нее, выражение лица. — Ты слишком близко принимаешь к сердцу эту «Саранчу». Я бы хотел вот что знать — как ты думаешь, человеку, который написал бестселлер, автору вроде этого Абендсена… ему пишут письма читатели? Держу пари, множество людей расхваливает эту книгу в своих письмах к нему, может быть, даже навещают его.